* * *

а жизнь глядит в окно
порханьем воробьиным
и веткой, что в грозу
тук-тукает:
впусти!
натруженным мячом
что, слава богу, мимо
и парочкой фигур –
столкнулись по пути
а жизнь трезвонит в дверь
сутулым почтальоном
соседкой, что пьяна
по праздникам и так
заботами друзей
и королём червонным,
что любит или нет,
всё не решит никак
настанет ночь, и сны
помчатся вереницей
и сманивать начнут
в заоблачную высь
успеется.
и вот
дрожа в руках синицей,
пульсирует, пестрит
непрожитая жизнь

* * *

очнуться в сверкающем, сонном и снежном
видать, наверху распродажа одежды
и вот безупречен в сияюще-белом
всегда ненадолго: по белому смело

тропинки следов, эти росчерки судеб
что было неважно, важнее что будет
и в общем, не новость, что много отличий
давай же, как в детстве, кто больше отыщет

победа частенько сродни пораженью
январского снега круженье, вторженье
очнуться в сверкающем – снова родиться?
и длиться, и длиться, и длиться…

* * *

Не всматривайся…
Тёмный дивный град
Одновременно далеко и близко.
Лора Трин

Когда бы заблудиться – только здесь.
Загадкой манят полукружья арок.
Темны следы средневековых пьес,
Страницы до сих пор пылают жаром.

Печальный ангел замер в тупике.
Возле cобора вдруг по-русски «гули-гули»…
В ответ ворчание на мёртвом языке
Туристами встревоженных горгулий.

Здесь дивных замков строгие черты
Река в дремотной неге размывает,
А выгнутые спинами мосты –
Ключи к тобой придуманному раю.

КОШКА

Мы с ней повстречались однажды под вечер,
Смущённые обе нежданною встречей.
Не я, но другая оправилась первой.
О, взгляд тот янтарный, о, стать королевы!
Кривилась усатым презрительным ртом,
Асфальт, как невольника, била хвостом.

Затих, распластавшись под лапами, ветер.
Во взгляде её проплывали столетья.
Неспешные волны далёкого Нила
Меня за собою манили, манили…
К подножию жёлтых немых пирамид,
Чья мудрость на солнце, как слиток, горит.

И мнилось мне, встреча отнюдь не случайна.
Вот-вот разгадаю я древнюю тайну,
Вот-вот расколдую чужое величье,
Что бродит по свету в кошачьем обличье,
И мягкая поступь тревожит века.
Печаль притаилась в границах зрачка.

Но мне ли тягаться с заклятием древним?
И сумрак ночной был, конечно же, первым:
На мир навалился, не видно ни зги.
Беги от него, сквозь столетья, беги…

* * *

Что комната притихшая таит?
Надменный шкаф стоит, как монолит.
Но робок, но растерян вид дивана:
потёртости на ткани, будто раны.
Тетрадный лист белеет на столе.
Кудрявое растенье на окне…
За зеленью пейзаж в оконной раме
глядит совсем осенними глазами.
Живое… но чего-то словно ждёт.
Кто в этой тишине к столу идёт,
на стул садится – как первооснову,
на белизне листа выводит слово?
Обычный выбор букв, от «а» до «я».
И вот оно, начало бытия.