(Рецензия на кн.: Юдін О. Авторство як культурний інститут: стратегії авторизації в художньому та літературознавчому дискурсах. – К.: Ніка-центр, 2015. – 324 с.)

После того как автора в ХХ веке хоронили и воскрешали, после того как было сломано столько теоретических копий вокруг него, проблема автора не то чтобы превратилась в вечную, но по крайней мере обнаруживает упорное нежелание терять актуальность и пребывает в ранге одного из самых спорных вопросов в литературоведении. Вместе с тем, поскольку масса написанного об этом уже так значительна и разноречива, поскольку это поле уже так хорошо перепахано и притом выдающимися научными умами, перед исследователем, рассчитывающим сказать что-то новое в этой связи, стоит нелегкая задача. Уже поэтому монографии А. Юдина с названием «Авторство как культурный институт: стратегии авторизации в художественном и литературоведческом дискурсах» не откажешь в научной амбициозности.

Это подтверждается уже с первых страниц, коль скоро исследователь ставит перед собой витгенштейновскую по духу цель «удалить из понятия автора по возможности всю метафизику или, по меньшей мере, четко определить эмпирическую составляющую и, соответственно, метафизическую, в случае, если ее невозможно устранить» (с. 5). Таким образом, речь идет о двоякой задаче: с одной стороны, это критика метафизики, с другой – эмпирическое, или историческое, исследование. А. Юдин позиционирует себя как радикальный сторонник историзма, настаивающий на том, чтобы говорить об авторе не в универсальных категориях, а только в исторических: «Нет автора как такового, автор всегда – конкретное историческое событие» (с. 24). Именно поэтому главной точкой опоры в этих построениях становится понятие авторства как культурного института, т. е. понятие историческое по своему существу, поскольку оно указывает на социальные отношения.

Кроме Витгенштейна, в своем методологическом подходе автор исследования берет в союзники М. Фуко, П. Бурдье и С. Аверинцева – философа, социолога и литературоведа, которых объединяет глубокий историзм мышления.

В самой структуре и логике развертывания работы реализован принцип перехода от понимания автора как сознания, или отвлечённости в отвлеченных терминах (чему посвящены первые два раздела), к его истолкованию как социокультурного отношения или, иначе говоря, как социального взаимодействия (в третьем разделе).

Первый раздел посвящен понятию авторской интенции. Хотя это понятие относится в литературоведении к тем, которые не имеют точного определения и по большей части используются интуитивно, в то же время без него практически невозможно обойтись в ходе истолкования смысла текста или анализе поэтики произведения. В американском же литературоведении оно стало предметом фундаментальной дискуссии, в которой участвуют не только литературные критики, но также эстетики и философы. Центральное место в разделе занимает разбор позиции американского ученого Э. Д. Хирша и его французского последователя А. Компаньона, книга которого «Демон теории» используется в качестве своего рода компендиума всех возможных подходов к обоснованию понятия авторской интенции. Анализируя их доводы, А. Юдин последовательно показывает невозможность дать рассматриваемому понятию четкое определение. В качестве поясняющего примера берется близкий отечественному читателю материал. Анализ двух интерпретаций одного произведения («Капитанской дочки» А. С. Пушкина), принадлежащих двум известным литературоведам Ю. М.  Лотману и В. Б.  Шкловскому, интересно и убедительно показывает, к каким апориям ведут разные понимания интенции, в равной степени обоснованные. По мнению А. Юдина, все дело в невозможности определить сознание через сознание. Интенция, намерение, замысел суть сознательные события и как таковые неустойчивы, текучи. По большому счету, делая ставку на понятие авторской интенции, литературоведение попадает в зависимость от психологии. Чтобы дать определение событиям в сознании, нужна точка опоры, находящаяся вне его.

Объектом рассмотрения во втором разделе становится теория автора М. М.  Бахтина как первая, самая глубокая, последовательная и востребованная современным литературоведением. В бахтинском понятии автора А. Юдин усматривает конкретизацию философского понятия трансцендентального субъекта, а потому достаточно большое внимание уделено анализу философской позиции Бахтина, который преследует цель показать ее зависимость от традиции трансцендентальной философии. Иначе говоря, речь идет опять же о попытке дать определение сознанию в терминах сознания, только понимаемого как некое всеобщее сознание. Вместе с тем, автор рецензируемой книги настаивает на том, что философия Бахтина представляет собой едва ли не самую раннюю в европейской философии попытку преодоления трансцендентальной философии. Философская позиция русского ученого эволюционировала, отталкиваясь от философии сознания в направлении философии бытия, а затем философии языка и культуры с опережением откровений самых выдающихся представителей европейской философии, в частности, М. Хайдеггера. Этот эволюционный характер бахтинской мысли особенно отчетливо проявляется в его эстетике, в которой категория автора предстает, с одной стороны, как всеобщая, а с другой стороны, как историческая и изменчивая. Как подчеркивает А. Юдин, бахтинская концепция кризиса авторства обнаруживает скрытое культурно-историческое содержание этого понятия. Опираясь на этот анализ философии и эстетики Бахтина, автор монографии предлагает свое понятие автора как социокультурного отношения.

Однако самый значительный раздел книги посвящен как раз заявленной во введении эмпирической составляющей понятия автора. Сквозь призму сформулированного им понятия автора как социокультурного отношения, или института авторства, А. Юдин анализирует ключевую для европейской истории литературы фигуру Данте, который создал модель творческого поведения, ставшую архетипической в последующей литературной традиции. Объектом анализа здесь становятся три текста Данте, рассматриваемые как три автокомментария – «Новая жизнь», «Пир» и письмо к Кангранде делла Скала. Текст анализируется в оригинале. Его многосторонняя интерпретация вплоть до тонкостей дантовской терминологии обнаруживает меру творческой дерзости поэта, который в продолжение своей жизни последовательно создавая комментарии к своим произведениям и тем самым предлагая модель их рецепции, нащупывал новую функцию поэзии в культуре. Он ориентировался на античное представление о статусе поэта и одновременно на представление об авторе как авторитете в христианской богословской традиции. «Комедия» и стала своего рода реализацией стремления совместить эти два культурных представления или, как говорит исследователь, эти два института авторства – античный и средневековый. Но главная мысль А. Юдина заключается в том, что честолюбие Данте – не только его личная особенность, но и культурно обусловленный факт. По мнению исследователя, это принципиальный аргумент в пользу того, что авторские интенции (авторское сознание) всегда являются культурно обусловленными, или, в его собственных терминах, опосредованными институтом авторства. Соответственно, это обосновывает необходимость «дополнения традиционного литературоведческого различения биографического автора и автора текстуального (под его разными названиями) понятием института авторства».

В последнее десятилетие в обиход гуманитарной науки активно вошло понятие междисциплинарного исследования как синоним соответствия современным требованиям. Достаточно вспомнить Х.-Г. Гумбрехта с его тезисом о необходимости обновления литературоведения за счет взаимодействия с другими социальными науками. Исследование А. Юдина – пример такой междисциплинарности, причем по самой сути поставленной задачи, а не по требованию момента. Из области теории и истории литературы автор переходит в сферы герменевтики, социологии литературы, философии, но эта многосторонность не в ущерб высокому профессиональному уровню владения предметом в каждом отдельном случае. Книга написана по-настоящему в контексте мировой науки, о чем свидетельствует объем иноязычных источников. Не будет преувеличением сказать, что разные части рецензируемого исследования могут иметь самостоятельную ценность для соответствующих дисциплинарных областей. Так, раздел о Бахтине обнаруживает определенную самостоятельность и может читаться как отдельное исследование, вносящее вклад в современное бахтиноведение. То же самое можно сказать о третьем разделе применительно к дантоведению. Только время покажет, найдет ли сторонников предложенный в книге А. Юдина подход, но нельзя не признать, что автор с впечатляющей основательностью подкрепил свои притязания на внимательное прочтение его труда.