<< Вернуться к содержанию

* * *

Смотрю на пик Сюрю-Кая.
Там, наверху, где ветры дики,
белеет облако на пике.
А раньше был на пике я.

В ту пору, не жалея сил,
я в гору лез неутомимо,
чтобы теперь, гуляя мимо,
небрежно бросить:
я там был.

Я был. И в этом смысле с облаком
мы отличаемся лишь обликом.

* * *

Я поэт. Я, как птица, ужасен вблизи.
Не ловите меня – я свободная птаха!
Я могу испугаться и клюнуть от страха.
Но любить меня можно. И в этой связи
Вы ищите меня настоящего – там,
Не на улицах и не на книжных прилавках,
А когда я с божественным грошиком в лапках
Опускаюсь на голую паперть листа.

В этот миг я – как солнечный луч на росе…
Я пронизан любовью, как рыбами море.
Ну а в прочие миги – я сам себе горе.
И, как все, одинок. И ужасен, как все.

Беспокоюсь

В берлогах Сибири проснулись медведи.
В Нью-Йорке пытались клонировать совесть.
За стенкой поют и дерутся соседи.
А я беспокоюсь.

Я в жутком волненьи хожу по квартире,
Смотрю в телевизор – ну, сколько же можно!
Скажите скорей, что хорошего в мире!
А в мире тревожно.

Удельного князя лишили удела,
Гагары загадили Северный полюс,
Казалось бы, вроде, какое мне дело?
А я беспокоюсь.

Жена говорит, что я псих, неврастеник!
И письма мне клеит на телеэкране.
Я нужен ей только для секса и денег,
А я многогранен.

Я тонкий ценитель кино и театра,
Я песни пишу на серьёзные темы!
И, кстати, я был у врача – психиатра,
Там те же проблемы.

А диктор кричит, что беда на пороге,
В Непале на гуру напали гурманы!
В Бомбее поссорились кобры и йоги,
А в тундре шаманы.

Опасность повсюду, но где же причина?
В каком я её должен видеть ракурсе?
В постели жены незнакомый мужчина,
Он тоже не в курсе.

Газеты толкуют о порче и сглазе,
А мне уже ясно – я падаю в бездну –
Сегодня на финском сижу унитазе,
А завтра исчезну.

И нет мне иного лекарства от века,
Чем бегать в избушку к зелёному змею,
Он добрый, он может понять человека,
А я не умею.

Я вижу людей, их тревожные лица,
Жестокие споры, нелепые позы,
И думаю, Боже! Зачем я не птица,
Не ветка мимозы.

Зачем я смотрю с беспокойной тоскою,
На эту сумятицу свадеб и воен?
Вот был бы я бабочкой или рекою, –
Я был бы спокоен.

Как славно быть сразу и целым и частью!
Бушующим морем и тихим причалом,
Звеном бесконечности и в одночасье
Концом и началом.

Как просто быть крохой живого потока!
Пыльцою и полем, где травы по пояс!…
Но я – только я, мне всегда одиноко.
И я беспокоюсь.

* * *

Я в парке весной подружился с берёзой
Когда она, белая, плакала сладко.
А я, увлечённый житейскою прозой,
Шёл мимо и сам для себя был загадкой.

И вдруг (будто молния вспыхнула ярко)
Я кожей почувствовал рядом живое –
В холодной пустыне весеннего парка,
В стране одиночества встретились двое.

С тех пор стали частыми наши свиданья.
И вскоре я понял берёзины речи,
Она говорила мне о мирозданье,
Где всё не случайно. Тем более встречи.

Где люди, животные, птицы, растенья,
Их осени, вёсны, приходы, уходы,
Все это – фрагменты, мгновения, звенья
Играющей жизнью гирлянды природы.

Чуть позже к нам стали слетаться стрекозы
И бабочки, пёстрые сёстры фантазий.
И нам было радостно в круге берёзы,
И мир мой был полон союзов и связей.

Тем временем в городе пыльном и шумном,
В реке человечьей, как соль, растворяясь,
Я жил, притворяясь успешным и умным,
И мне даже нравилось жить притворяясь.

Казаться похожим на всех, а на деле,
Быть рыцарем тайны – большой, беспредельной.
Мы, люди, воюем и всё что-то делим,
А в мире ничто, никогда не отдельно.

Мир полон соцветий, созвездий, созвучий,
В нём значима каждая метаморфоза,
Он создан быть сразу светилом и тучей,
Он одновременно и я и берёза.

Он прячется радугой в солнечном свете,
И в этом великого смысла разгадка –
Он весь в каждом запахе, звуке и цвете,
И в каждом из нас целиком, без остатка.

В нём нет вообще ни распада, ни смерти,
Лишь перетеканье и коловращение,
И вечная жизнь и в её круговерти
Любое прощание – суть возвращенье.

Столетья спустя здесь, опять, как и прежде,
К живому живой подойдет и обнимет,
А я в шелестящей зелёной одежде,
Раскину уютную крону над ними.

И если заплачу, то лишь о высоком,
От счастья заплачу и от умиленья,
Не капелькой грустной, а вкусным потоком,
Берёзовым соком, слезой обновленья…

«О да. В этом мире всему есть причина», –
Подумал прохожий с тоской городскою,
Увидев, как в парке рыдает мужчина,
Прижавшись к берёзе небритой щекою.

И тяжко вздохнул от бездарности века,
Где психов тем больше, чем меньше порядка…
Ему было горько. Он был человеком.
А я был берёзой. И мне было сладко.