Edwin Arlington Robinson (1869–1935)
Эдвин Арлингтон Робинзон

RICHARD CORY
РИЧАРД КОРИ

Когда б ни появлялся Ричард Кори,
то привлекал вниманье непременно:
С иголочки одет, побрит и строен,
он с головы до пят был джентльменом.

Беседовал на равных с первым встречным,
покой и человечность излучая,
И учащал биенье сердечное,
приветствием простым, и шел блистая.

Он полон был ученых разных знаний,
богат же, как король, притом безмерно.
И был примером он для подражанья
и нашим идеалом неизменным.

Мы жили тяжело и ждали света.
Кто клял свою судьбу, а кто молился.
А Ричард Кори ночью жарким летом
пошел к себе домой и застрелился.

 

JOHN EVERELDOWN
ДЖОН ЭВЕРЕЛДАУН

«Куда ты ночью спешишь, спешишь,
куда ты собрался, Джон Эверелдаун?
Кромешная мгла, беззвездная тишь,
ни огонька до Тилбери Тауна.
С чего мертвецом таким глядишь,
от света прячешься и молчишь?
Куда ты ночью спешишь, спешишь,
куда ты собрался, Джон Эверелдаун?»

«Лесом иду, чтоб меня не видать,
в город спешу, в Тилбери Таун.
Мужчины заснули иль нет – как знать?
Но женщинам нужен Джон Эверелдаун.
По женскому зову опять и опять.
Свободным мужчиной могу ли я стать?
Лесом иду, чтоб меня не видать,
в город спешу, в Тилбери Таун».

«Зачем же так поздно, так поздно идти?
Зачем тебе это, Джон Эверелдаун?
Пусть и гладкой дорогой, по прямому пути –
длинна дорога до Тилбери Тауна.
Зайди на минутку, старик, погости!
Чем стоять и болтать у ворот – заходи!
Зачем же так поздно, так поздно идти?
Зачем тебе это, Джон Эверелдаун?»

«На женский зов я спешить готов –
оттого иду я в Тилбери Таун.
Молюсь избавиться от оков,
но немилостив Бог к Джону Эверелдауну.
Пусть тучи и дождь и уханье сов,
Страшные тени и стон мертвецов,
Но на женский зов я спешить готов –
отттого иду я в Тилбери Таун».

 

REUBEN BRIGHT
РУБЕН БРАЙТ

Коль Рубен Брайт работал на себя
и был он просто честным мясником,
не думайте, что большим был скотом,
чем остальные, словом, вы да я.
Когда сказали, что жена умрет, –
был ужасом и горем потрясен.
Всю ночь рыдал младенцем сущим он
и плакал, соболезнуя, народ.

А после похорон он заплатил
певцам, могильщику и остальным.
И рукоделие своей жены
в сундук старинный бережно сложил.
Туда ж – нарубленный кедровник стройный.
Ну а затем – разрушил скотобойню.

 

CHARLES CARVILLE’S EYES
ГЛАЗА ЧАРЛЬЗА КАРВИЛЛА

У Чарльза Карвилла печальный вид
Был не на столько грустен, как казалось:
Улыбка искуплением являлась
Для глаз, в которых грусть навек сидит.
Не верилось – их что-то оживит.
В них не было ни радости, ни горя.
Лишь рот сиял улыбкой сам собою.
Цветет улыбка – только взгляд грустит.

Немногословен. Если ж говорил –
лишь половину слов его слыхали.
Никто не знал, каких он взглядов был,
его причуд, и был ли против, за.
Когда же умер – мертвые глаза
сказали все, о чем досель молчали.

 

MINIVER CHEEVY
МИНИВЕР ЧИВИ

Минивер Чиви был рожден
Не столь желанным, безусловно.
Был на судьбу разгневан он
Вполне законно.

Минивер славу старины
Любил и блеск булатной стали.
Видения святой войны
Экстаз вздымали.

Минивер грезил о былом,
Мечтал на отдыхе упрямо
О сочинениях Марло.
Дворе Приама.

Минивер Медичи любил,
Не будучи с семьей знакомым,
Он с ними дружно бы грешил
Единым домом.

Минивер плакал по годам,
Чей славы дым парил все выше.
Высокое осталось там,
Искусство нище.

Минивер проклял новый стиль
И джинсы поднимал на смех он.
По давним временам грустил:
Мечам, доспехам.

Минивер злато презирал,
Но без него не обходился.
Он думал, думал, он страдал.
Он думал, злился.

Минивер Чиви опоздал
Родиться явно. Нет покоя!
Он кашлял, долю проклинал
И пил запоем.

 

ROBERT FROST (1874-1963)
РОБЕРТ ФРОСТ

FIRE AND ICE
ОГОНЬ И ЛЕД

Говорят, что мир погибнет в огне,
а иные считают – лёд.
Пламя желаний известно мне,
и я на огненной стороне.
Но если погибель дважды придёт –
я с ненавистью давно знаком –
скажу, что разрушающий лёд
прекрасен и
вполне подойдет.