***

Тихий, сухой, пролистала я день, как том.
Сказаны были серебряные слова…
День растворился в молчании золотом,
только лишь ветер был слышен едва-едва.

Сотни желтеющих писем неслись, спеша,
все к своим адресатам, в свои углы.
И на каждом следы от небесного карандаша.
И видны были: почерк Бога, печать золы.

Хочет всегда говорить природа, ее слова –
нервные жесты глухонемых, что узрим везде.
Я – переводчик, полна моя голова
слов и транскрипций, понятных воде, звезде.

Тихий, сухой, золотистый струился день –
будто бы день Египта, где правит Ра.
Игры свои затевала с утра светотень…
Что же важней, чем божественная игра?

Все в равновесии было: земля и тишь –
словно незримо качались, скрипя, весы.
Не было ритмов, и мерили время лишь
то ли песочные, то ли солнечные часы.

***

И все ж приходит ночь
и глаз Луны глядит
по-рыбьи, стон «Невмочь!»
дерев-кариатид.
Моллюски звезд лежат
на круглом, сонном дне.
Все просто, как душа,
когда искуса нет.
Не спи, душа, проснись!
Устроены хитро
и виноградный лист,
и голубя перо.
Но все же если ночь
нам как покров дана,
нужны мы и точь-в-точь
даны нам имена!

***

«Мир – это театр», – сказал поэт,
но мир не театр, а тир!
Откуда бархат и мягкий свет?
Есть только мишеней пир.

Пируют мишени, земных сластей
спеша наесться скорей.
Мишени из царства больших мышей,
из царства ручных зверей.

И каждая быть боится одной,
спешит к подобной себе.
Но нет ковчега, где праведный Ной
доверился Божьей судьбе.

Вот вместо ковчега «Титаник» плывет,
а вот самолетик летит.
Вот поезд метро машинист ведет,
в котором едет шахид.

И чей-то очень пристальный взгляд
нацелен…И чья-то тень…
Тебе повезло? Не попали в тебя?
Иди в театр, мишень!

***

Капли дождя на папирусах высохших листьев,
в каплях миры отражаются ярко и рвано.
Всюду костры – в них сгорают легчайшие жизни.
Дымная и хризантемная нынче нирвана…

Вечер, трамвай, психбольница, фонарь и аптека –
всё в этой части вселенной для счастья на месте.
За освещённым окном – силуэт человека.
Я же всё мимо – с листвою мне падают вести.
Не научилась я жить, и всегда я была такою,
что важнее всего была осень с её дыханьем.
И для меня мешок с опавшей листвою –
всё равно, что наволочка Хлебникова со стихами.

День Рождения

Я родилась в день весеннего равноденствия,
когда все равно, равновелико, уравновешенно.
В этот день бывает солнце и ветер,
бывает дождь и серое небо.
В этот день телефон звонит не переставая,
и это меня радует.
В этот день придумали чудный праздник –
Всемирный день поэзии.
Я до сих пор думаю: это знак судьбы
или ее насмешка?
Еще это день Навруза,
начала сезона роста и процветания,
то есть первый день иранского календаря.
По-персидски день Ормазд, месяца Фарвардин.
Также 21 марта – это Всемирный день сна.
Не зря я чувствую, что живу как во сне
и все кругом – сновиденье.
Еще это день актера – кукловода.
Возможно, я тоже кукла, которую водит
мною непознанный Бог.
Я Его не видала, но всей кожей его ощущаю.
И, наконец, совсем недавно узнала,
что это День человека с синдромом дауна.
Наверное, такие люди – немного поэты,
и все поэты – немного с этим синдромом.
Да здравствует содружество поэтов и даунов!
Поэтов и сновидений!
Поэтов и кукловодов!
Поэтов и весеннего равноденствия!

Кинбурнская коса

Я иду по степи, и не помню, откуда и кто я,
Но она меня видит насквозь и все знает она.
Тыщи глаз притаились меж трав и ветками хвои,
Тыщи звезд утонули в озерах, и смотрят со дна.

Я не знаю, куда я иду мимо призрачных сосен,
Но ведет меня степь, как ребенка счастливая мать.
И приду ли я в дом, иль в холодную мокрую осень,
Степь меня защитит и уложит в тиши отдыхать.

Путь мой с Млечным путем совпадает, покуда возможно.
Молоком от небесных коров я упьюсь допьяна.
Растворюсь и исчезну во всей я вселенной тревожной,
А потом оживу в придорожных пучках бурьяна!

***

Памяти моей бабушки А. Н. Романовской

…И море иное прольётся над лодкой земною,
и втянет воронкой единственного пассажира.
Да выбросит так далеко, что молитва служила
о новопреставленной Анне лишь нитью связною.
И Анна оставит свои упованья, надежды
и мысли нехитрые старой одеждою бросит
ненужною. Жизнь остаётся размеренной, прежней.
Отсутствие материально, как проседь.

А в венах у этого города Чёрное море
пульсирует, бьётся, смеётся, Слободку качает,
чтоб Анна уснула спокойно, и грозди чтоб вскоре
морскою водой налились и восторгами чаек,
чтоб не было в жизни уныния. Бога любила
покойная, песни любила (земля пусть ей пухом).
О том, что шаланды кефали полны, в забытьи говорила.
Кефали полны серебристой от речи до слуха…

***

Ю. Островершенко

Что-то иное всегда ощущается нами
в зале притихшем, в толпе ли и в дел карусели.
Где-то запахнет осенними резко цветами,
дымом запахнет горчайшим – и вот мы у цели.
Вот мы у выхода – небо оттенков агата
там, где иное, как дым над землей, без предела.
Медленный вечер нальет нам в стаканы заката,
там, где другим никакого до нас уже дела.

Что-то иное я вижу в тебе полупьяном
и сквернослове – твои небеса и деревья.
И одинокие лодки, что скрыты бурьяном,
и одинокого ливня слепое кочевье…